Мотив и цель преступления в сфере экономической деятельности

Изучение следственной и судебной практики показывает, что при квалификации преступлений испытывает значительные трудности в оценке признаков субъективной стороны. Общеизвестно, что субъективная сторона – это внутренняя сторона преступного деяния, и она характеризуется виной.

Законодатель при конструировании главы 22 УК РФ эмоциональному состоянию лица, совершившего деяние, не уделяет должного внимания, так как оно не влияет на квалификацию. В свою очередь, мотивы и цели имеют здесь двоякое значение: выступают в качестве основных (ст. 170, 171.1, 173, 174, 174.1, 181, 184, 186, 187, 196, 199.1 или квалифицирующих (ч. 3 ст. 183) признаков состава.

Следует обратить внимание, что из 35 статей, только в пяти из них упоминается мотив преступления и в восьми – цель, а в остальных двадцати двух нормах факультативные признаки субъективной стороны состава преступления не учитываются при квалификации.

Все мотивы и цели преступлений в сфере экономической деятельности имеют корыстную природу. Учитывая разъяснение, данное Пленумом Верховного Суда РФ в Постановлении от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», при установлении корыстного мотива следует исходить из того, что данный мотив предполагает стремление получить материальную выгоду для себя или других лиц или избавиться от материальных затрат.

Таким образом, как справедливо отмечает Э.С. Мурадов, корыстный мотив, во-первых, должен иметь объективную материальную составляющую.

Во-вторых, денежная или имущественная выгода может быть предназначена как для себя, так и для других лиц.

Есть мнение, согласно которому корыстный мотив предполагает стремление получить материальную выгоду помимо виновного не для всяких, а только для близких лиц. Исходя из разъяснений упомянутого Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. и Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 мая 1990 г. № 3 «О судебной практике по делам о вымогательстве», под близкими понимаются лица, находящиеся в родстве с субъектом преступления, свойстве (родственники супруга), а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых ему дороги в силу сложившихся жизненных обстоятельств, личных отношений. Следовательно, толкование понятия корыстной заинтересованности как стремления получить материальную выгоду только для себя и своих близких лиц существенно сужает круг лиц, в пользу которых действует субъект.

Очевидно, что при описании мотивов и целей преступления законодатель прибегает к двум возможным способам: прямое указание на мотив и цель; цель экономического преступления, как правило, не совпадает с преступным последствием в виде крупного ущерба или иных тяжких последствий.

При конструировании диспозиций норм главы 22 УК РФ законодателем были допущены технико-юридические ошибки. В частности, он не включил в диспозиции статей мотивы и цели преступлений, сделав тем самым нормы фактически неработающими.

Например, в ст. 169, 170 и п. «б» ч. 3 ст. 188 законодатель определяет специальный субъект – должностное лицо. Понятие «должностные лица» дано в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, и в этом же примечании указано, что действие данного понятия распространяется только не преступления главы 30 УК («Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления»). Следовательно, им нельзя руководствоваться при определении субъекта преступления, предусмотренного, допустим, ст. 169 УК, которая расположена в другой главе (гл. 22
«Преступления в сфере экономической деятельности») Особенной части УК РФ.

Более того, воспользоваться в данном случае понятием должностного лица запрещает и императивное правило, сформулированное в ч. 2 ст. 3 УК, которое гласит:

В самой же ст. 169 УК законодатель не указал, кто именно признаётся в ней должностным лицом, тем самым он, по существу, блокировал её действие, так как определить, кто же является субъектом преступления, в данном случае практически невозможно.

Некоторые авторы, исследуя эти вопросы, предлагают изменить формулировку примечания 1 к ст. 285 УК и распространить действие его положений на все статьи УК РФ, как это сделано, например, в отношении представителя власти в примечании к ст. 318 УК РФ.

Ни одного из этих криминообразующих признаков не содержит диспозиция ст. 169, следовательно, привлечь должностное лицо к уголовной ответственности за воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности не представляется возможным. В данном случае может наступить лишь дисциплинарная ответственность. Анализ норм главы 22 УК РФ показал, что в ней нет единой системы конструирования мотивов и целей, что вызывает определённые трудности при квалификации преступлений.

Игнорирование сформулированных выше положений приводит к нарушению системности норм в УК РФ, к противоречиям при их применении. Исходя из этого, полагаем, что законодателю необходимо внести коррективы в главу 22 УК РФ и использовать общие технико-юридические приёмы построения субъективной стороны преступлений в сфере экономической деятельности.